Российский благотворитель слишком еще прагматичен и недостаточно еще сострадателен
За последнюю неделю трижды разные люди, не сговариваясь, рассказывали мне, что вот, дескать, закрывается педагогический центр, работающий с детьми-аутистами и — о, ужас! — куда же теперь девать этих детей? Кто будет с ними заниматься? Они что же, не пойдут теперь в школу? Им теперь что же — в психоневрологический интернат?
Всякий раз, когда мне говорили об этом, речь шла не об одном и том же педагогическом центре. О разных. То есть только в Москве закрывается как минимум три педагогических центра, работающих с детьми-аутистами. А сколько еще подобных центров закрывается в провинции? И куда же теперь девать этих детей? Речь идет о тысячах детей каждый год по всей России. Они что же теперь — не пойдут в школу? Им что же теперь — в психоневрологический интернат?
Служба помощи детям-аутистам в России традиционно жила на западные гранты. Российский благотворитель слишком еще прагматичен и недостаточно еще сострадателен. Он любит давать деньги, когда можно увидеть результат: вот умирал ребенок, а ему сделали операцию, купили дорогого лекарства, и он выздоровел. На долговременные программы, в результате которых ребенок не выздоравливает, а просто живет по-человечески, российский благотворитель денег давать не любит.
Благодаря западным деньгам тысячи детей-аутистов в России научились самостоятельно есть, ходить самостоятельно на горшок, кое-как говорить. Многие из них более или менее окончили школу, получили простые профессии, смогли зарабатывать и обеспечивать себя почти самостоятельно, с небольшой помощью педагогов и врачей. И вот теперь ничего этого не будет. Западные благотворительные фонды ушли в связи с кризисом и великодержавной риторикой российской власти. И никто не заменил их, никто или почти никто не финансирует больше педагогические центры, занимающиеся детьми с проблемами развития.
Из трех центров, о скором закрытии которых говорили мне на прошедшей неделе, я лично знаю только один, и только за один могу ручаться. Он называется Центр лечебной педагогики. У них маленькое здание бывшего детского садика в переулках на проспекте Вернадского. Единовременно к ним ходит заниматься 250 детей. Они существуют 20 лет. Умножьте 250 на 20, и получите число, соответствующее лишь небольшой части детей, которым Центр лечебной педагогики помог пойти в школу, а не превратиться в зверька за решеткой психоневрологического интерната.
Потому что специалисты Центра лечебной педагогики не только работают с детьми непосредственно, но и ведут семинары для провинциальных врачей и педагогов. И те с удивлением обнаруживают, что детей, которые похожи на зверьков (красивых, впрочем, знаете, какие аутисты красивые), можно научить говорить, есть самостоятельно, сдавать экзамены, зарабатывать, шить одежду, делать керамическую посуду…
Маленький детский садик во дворах на проспекте Вернадского, и из него двадцать лет, как послание высшего разума, транслируется и транслируется городу и миру весть о том, что эти дети, похожие на прекрасных зверьков, могут не сгинуть в психоневрологических интернатах, а стать такими, как персонаж Дастина Хоффмана в фильме «Человек дождя» или персонаж Тома Хэнкса в фильме «Форрест Гамп». Кропотливая работа, про которую вы ничего не знаете, но если ее прекратить, то мир станет еще более жестоким, люди станут еще более несчастными…
Я глупости говорю, да? Сентиментальные глупости? Как бы вам объяснить? Дети-аутисты похожи на Маленького принца. Представьте себе Маленького принца, у которого не было ни лиса, ни розы, ни летчика, совершившего аварийную посадку в пустыне.
Автор — обозреватель журнала «Сноб»
№ 22 (157) 26 июня 2009
Добавить комментарий